— Я родом не из Белгородской области. Мы жили вдвоём с матерью в другом регионе. Отца я никогда не знала. Проблемы в моей биологической семье были всегда, это история нескольких поколений. Любой ребёнок чувствует, что в семье что-то не так, тем более, если нет отца. Дети очень умны, но вот тупые взрослые уничтожают их будущий потенциал.

Когда мне исполнилось пять лет, моя биомать стала надолго оставлять меня у баптистов-евангелистов. Они забирали меня к себе, когда мать уходила куда-то по делам.

Позже наши соседи уехали в Белгород, а мы с матерью переехали в другую квартиру. Какое-то время я жила там одна, мне было десять. Когда мать вернулась, то объявила, что нам нужно уехать в другой город. Она предложила либо поехать с ней, либо к тем верующим людям в Белгород. Мне хотелось погостить у них и не хотелось находиться в непонятной обстановке с матерью.

Мать посадила меня в самолёт и я полетела в Москву, где меня встретили наши бывшие соседи. Из Москвы отправились с ними в Белгород.

Здесь мы жили в съёмном двухэтажном доме. В семье нас было пятеро, ни у кого не было высшего образования. Девушка, знакомая матери, которая приютила меня, работала флористом, а парни — на шабашках. Жили бедно, но уютно, по-свойски.

Помню, на второй этаж этого дома вела лестница. Вдоль неё было окно, через которое мы перелезали на крышу сарая. Когда к нам приезжали гости из разных концов страны, мы с той девушкой спали на крыше под звёздами. Было романтично.

Верующие люди заботились обо мне, но из-за того, что у меня из документов было только свидетельство о рождении, обратились в органы опеки. В случае чего мне бы не оказали медицинскую помощь, в школу я не ходила.

Меня забрали в белгородский социально-реабилитационный центр, а мать объявили в розыск, но так и не нашли. Чувство было отвратительное: тебя бросили, как щенка на улице, и ты не понимаешь, что будет дальше. Без понятия, почему мать меня бросила. Возможно, я была обузой.

— Я понимала, что центр — это мой дом, пусть временный. Новоприбывших поначалу не помещают вместе с другими детьми. Новенькие находятся в отдельном помещении — медицинском изоляторе. Когда они сдают все анализы, их переводят в общую комнату к другим детям. Меня приняли хорошо: взяли анализы, провели мини-экскурсию.

В центре жили дети от шести до 18 лет. У нас были отдельные комнаты для девочек и мальчиков.

Распорядок дня:

− ранний подъём, чтобы умыться и успеть убрать зал, который служил столовой и библиотекой,
− завтрак,
− школа,
− обед,
− время на выполнение уроков,
− полдник,
− свободное время, ужин,
− около 22 часов отбой, а если воспитатель был в хорошем расположении духа, то можно было до ночи посмотреть вместе с ней фильм.

Воспитатели в белгородском центре были милыми и обходительными с нами. Они понимали нашу нелёгкую судьбу и относились по-человечески. Особенно мне запомнилась психолог. Она была статной женщиной: утончённая фигура, красивые черты лица — словно графиня. Психолог располагала к себе, и мне нравилось проводить с ней время, решать психологические тесты на внимательность, расспрашивать о её жизни.

Думаю, каждый ребёнок из центра переживал о своём будущем, но добрые воспитатели и прекрасная психологиня смягчали мысли о плохом. Центр — один из этапов жизни. Пройдя его, больше не вернёшься назад.

В центре среди ребят у меня были приятели, но вряд ли друзья. Я общалась с девушкой-наставницей, очень мудрой и уже повидавшей жизнь в её 16 лет. Она отдала мне часть своей одежды, когда меня переводили в другой центр. Больше мы с ней, к сожалению, не виделись.

Обычно, в другие центры отправляли только новеньких, если не хватало мест. Для меня переезд был шоком.

Меня перевели в один из районных центров и там было хуже, чем в областном. Я столкнулась с травлей со стороны других детей. Если ты не понравился основной компашке воспитанников, то ты изгой. Помню, как одна из девочек (хотя я назвала бы её чудовищем) забрала мою записную книжку, куда я записывала мысли и стихи. После этого меня постоянно обсуждали и словесно унижали. В подобных местах не стоит быть паинькой, иначе вас возненавидят и будут всё на вас сваливать. Это как в стае волков: либо ты показываешь свою силу, либо тебя просто загрызут.
Воспитателям на нас было наплевать. Они только работали: отсидели дневную смену, и ушли домой. О моральной поддержке не было и речи. Конечно, среди них были две нормальные воспитательницы, но их отношение не сравнить с тем, как к нам относились в Белгороде.

Пока я жила вцентре, ходила в школу и неплохо училась. Нам ставили хорошие оценки просто так, за нелёгкую судьбу. Типа, зачем нас мучить, если жизнь уже помучила?

В это время мать лишили родительских прав. Помню, меня отвезли в суд. Во время заседания я рыдала, потому что не могла остаться с верующими людьми. Они были хоть каким-то подобием семьи. Меня признали сиротой. Это был последний раз, когда я видела психологиню.

После суда в кабинете директора мне представили приёмных родителей. Они сказали, что хотят меня удочерить и предложили на неделю поехать в гости. Я согласилась, но не скакала от счастья. В центре были дети, которым было всё равно, кто станет их родителями. Я же была настроена нейтрально.

Один раз на гостевой неделе я серьёзно простудилась, и приёмные родители за мной ухаживали.Через время они снова приехали в центр, чтобы спросить моё согласие и забрать домой. Даже в этот момент в мою сторону снова посыпался негатив, как со стороны воспитателей, так и со стороны детей. Воспитатели негодовали: как это ребёнка, просидевшего год в центре, сразу решили удочерить, а детей, которые там живут годами, не берут.

Сначала приёмных родителей я называла тётей и дядей, но постепенно перестроилась. Мама и папа любят меня и делают всё возможное, за что я им очень сильно благодарна, хоть не всегда это показываю. Они смелые люди, раз решили взять в семью чужого человека и воспитать его. Только через время понимаешь, насколько это был решающий момент в жизни.

Опыт жизни в центре стал для меня поучительным. Районный центр меня сильно изменил: это моя точка отсчёта от старой Насти до меня настоящей. Раньше я была добрее что ли, а сейчас стала более чёрствой и грубой, зато закалённее к трудностям окружающего мира. С шакалами только по-шакальи.

О своей жизни я говорю лишь при необходимости. Если возникают какие-то неловкие вопросы при знакомстве, сразу поясняю, чтобы эту тему больше не затрагивали.

Я не пыталась найти свою биологическую мать. Возможно, задала бы ей пару вопросов, но не более того.